О прозвищах.

У нас на Иртыше,в пределах нынешней Республики Казахстан,всё казачье правобережье называли "чебаки". От чего, так и почему не знаю. Бабуля говорила что прозвище в некотором роде оскорбительное.Примерно, как для украинских переселенцев левобережья, слово "хохол".

Совершенно верно.Да,так и рыбу называют,которая плотва).

Ну нет ! Что Вы ! Это как знамя!Отметка коренных иль самых ранешних жителей
как отличие от хохлов и кацапов!Во как стоял вопрос!
Задели нашу гордость-нельзя так!

Пётр пишет: Ну нет ! Что Вы ! Это как знамя!Отметка коренных иль самых ранешних жителей
как отличие от хохлов и кацапов!Во как стоял вопрос!
Задели нашу гордость-нельзя так!

Ни чью гордость задевать я не собирался,по крайней мере намеренно. Вы правы что слово «чебак» выступает как некоторая отметка населения прииртышских станиц. Но я ни разу не слышал,что бы его использовали как самоназвание и уж тем более как знамя. То есть, ни кто не говорил так, « я чебак,или я из чебаков»,определяя тем самым, свою принадлежность к какой то группе. А вот «он чебак или он из чебаков (и другими производными этого слова)» с некоторыми шутливыми, а иногда несколько оскорбительными нотками, из уст, так Вами называемых «хохлов» да «кацапов» сколько угодно. Происхождение этого прозвища мне не известно. Возможно Вы, знаете больше.

"Чебаков" вылавливают и в Ишиме, а также на Урале в Челябинской области от Копейска до горнозаводского района ни один уважаемый рыбак не скажет на эту рыбицу - "плотва".

Ну что Вы!
1.Земля на 3-х Чебаках!
2.Ч. Чебаку-Друг,т,и брат!
3.Для Чебака и серёжку из ушка!
4.Все Ч. братья!
........
И так далее,и тому подобное!

evstik пишет: "Чебаков" вылавливают и в Ишиме, а также на Урале в Челябинской области от Копейска до горнозаводского района ни один уважаемый рыбак не скажет на эту рыбицу - "плотва".

Чебак (сибирская плотва́) (лат. Rutilus rutilus lacustris), рыба семейства карповых. Подвид плотвы в Сибири и на Урале.Чебак широко распространён в реках: Тоболе, Иртыше и озёрах Сибири, Урала. Присутствует в больших количествах в реках Якутии, в основном это реки Индигирка и Колыма, а также в реках Забайкальского края (р. Хилок, р. Чикой). Взято вот от сюда ru.wikipedia.org/wiki/%D7%E5%E1%E0%EA .

Пётр пишет: Ну что Вы!
1.Земля на 3-х Чебаках!
2.Ч. Чебаку-Друг,т,и брат!
3.Для Чебака и серёжку из ушка!
4.Все Ч. братья!
........
И так далее,и тому подобное!

Допускаю что подобные выражения имеют место быть. Я даже их слышал,правда совсем в другой интерпретации.

Так как результат хоккейного матча Россия-Финляндия уже знал,увы и ах не в нашу пользу. Смотрел в пол глаза и время уделил поиску информации о " Иртышских чебаках". И вот что обнаружил: "Казаки Иртышской линии за мягкое произношение «ч», которая звучала как [щ] или [ш], получили прозвище шебашьки, т.е. чебачки [45] . Прозвище также характеризовало иртышских казаков как заядлых рыбаков". Очень похоже на правду. www.balto-slavica.com/forum/index.php?showtopic=11079

чебак чебака видит из далека

по поводу аиртавичей - "колдунов"...Никогда такого не слышал. А вот прозвище "шалфейники" старики наши всегда принимали за своё, "родчее". Свидетельствую, как очевидец, потому что в в пяти - шестидесятых годах со стариками общался.Оно и похоже: шалфей у нас кругом рос, без него чай - не чай был...Обязательно - "молосный", то есть забеленный молоком.Что касается того, будто у аиртавичей скот не вёлся, а потому - "колдуны", аргумент в части логики хромает на обе ноги.Хотя , кто знает, спорить не стану. И ещё: челкары-"хвосторезы" и лобановцы -"снохачи" также были в обиходе. О лобановцах - легенду пересказывали,которую я потом, много позже, слышал не раз и про другие селения.Оказалась расхожей и теперь сомневаюсь, что случай в Лобановской был всамделишним или, про крайней мере, единственным. Итак. Будто бы начали в Лобановской церковный колокол поднимать, а он не идёт...Тогда старший артельщик атаману шепнул: нехай из толпы снохачи выйдут, тогда дело сделается... Атаман объявил, снохачи , красные от стыда, отошли поодаль. Потянули колокол - нейдёт опять. Тут молодайки закричали: тятя, чего не выходишь, был же грех...Ну и ещё группа изрядная, матерясь в кулак, вышла.Колокол подняли.Оказалось, варнак-артельщик шутку шутканул, колокол за язык веревкой привязал, а когда над казаками поизгалялся,тогда обрезал её незаметно...Лобанча, старики сказывали, ту артель где-то под Челкаром переняла, дали зело мужикам за проделку, но прозвище, отныне уже на всех лобановцев, приклеилось...Честь имею, аиртавич.

Так и в Аиртавской мордвы было - цельный край станицы, ближе к борку, на другом конце от озера компактно жили. Сам возростал там. По-мордовски старики ещё редко, но говорили. В остальном от русских не отличишь да никто и не хотел отличать. Если верить статистике по Андрееву (молодец, казак!) среди первожителей-аиртавичей мордвы - полная треть. Нет, прозвища не с национальностями, видать, связаны, их происхождение куда причудливее и тоньше...Честь имею, аиртавич.

Среди казачьих войск империи сибирцы носили своё собственное уважительное, как мне представляется, прозвище - "гаврилычи". Предполагаю, с Хакы-Хавата. Так продолжали величать их в Японскую, Первую мировую...Под Ардаганом были возгласы среди русской пехоты: ура, гаврилычи пошли, держись турка!Возможно это для многих теперешних сибирцев не новость, но мне на сайте она не попадалась как-то, поэтому извиняйте, дорогие полчане-гаврилычи,коли что за повторение. Хотя лишний раз помянуть громкие дела наших славных предков - не грех. Честь имею, аиртавич...

про уральцев слышал, их горынычи называли . а вот про сибирцев в первый раз.

В. Сафронов "Тобольские сказания про разные названия"

Вячеслав Софронов исчисляет свой род от дружинника Ермака, пришедшего в далекую Сибирь четыре века назад. Родившись в семье с давними историческими традициями, выросший неподалеку от стен Тобольского кремля, он не просто впитал в себя эти традиции, он живет ими. Вероятно, отсюда и его тяга к путешествиям, поиск могилы Ермака, подземных ходов Тобольска, клада хана Кучума и царских сокровищ...
Вся творческая биография Вячеслава Софронова посвящается Сибири и событиям, в ней происходящим. Автор многих статей на тему о сибирских воеводах, губернаторах, просветителях, он успевал ходить в походы со школьниками, снимать кинофильмы, работать в архивах, работать преподавателем в институте.


--- Как город ставили ---

У кого как, а у нас город в аккурат стоит: собой приметлив, с людьми приветлив, для приезжих мил – всем умастил!

Где такое найдетесыщете, чтоб при двух реках, при трех горах, о два жилья городок стоял?!

Тут и лес, и поле – всего вволю, хошь бегом беги, а сможешь – так лётом лети, крылы-крылышки выпускай, до неба доставай. Про Тобольск наш разные сказы сказывают, байки бают, старину вспоминают. Кто в нем не бывал, тот и счастья не знавал.

Таких, как у нас, девок-припевок, нигде в мире не сыщешь, зря жизнь просвищешь; а парней-богатырей – сто пар сапог собьешь и за Уралом не найдешь; а наших дедов-мудрецов Бог умом наградил, в первый ряд посадил; а нашенские бабы такие шаньги пекут, что слюнки по подолу сами текут.

И все эти чудеса-разности в Тобольске-городе водятся, до сих пор не переводятся. Тут и Богу служат, в колокола бьют, а праздник подходит – и винца попьют. Все под Богом ходят, да далече не заходят: хошь ты русский, хоть татарин или иной басурманин.

Не город, а сказка, для души ласка. И живется, и дышится легко-легонько, день за днем бежит потихоньку, пусть не быстро, но главное не корыстно. Живи, радуйся, сколько хошь, а добрых людей дурным словом не тревожь.

Есть еще в Сибири город Тюмень, пыль собирала со всех деревень. Что у нас в Тобольске не прижилось, то в ней завелось. Тем и пользуются-радуются, на большее не оглядываются.

А ведь могло такое случиться, что и город бы наш не родился. Да, видать, случай к нам с Божией помощью лицом повернулся – сам Господь помог, в бороду улыбнулся, по его воле не в чистом поле, а в добром месте город заложили, крепость срубили, чтобы жили все в радости да творили благости.

Давненько то было, да не все позабыли, как прибыли из-за Иртыш-реки стрельцы-казачки с воеводой Данилой по прозванию Чулковым, мужиком толковым. Дал им царь Федор, самого Грозного Ивана сын, указ, чтоб тот воевода крепкую крепость срубил-сладил, на крутом берегу поставил.

Плывет воевода на струге-ладье от горы к горе, а кругом все места чудные, завидные, одно другого краше: хошь в одном месте город-крепость руби, а хошь – напротив ставь. А дело нешуточное так город поставить, в точку попасть, перед царем не ударить в грязь, чтоб он собой хорош был, долго людям служил. Один день проходит, другой кончается, третья зорька над Иртышом-рекой занимается, а Данила Чулков глаз не смыкает, все место подыскивает, выбирает.

Сплавали к городку ханскому, что на крутояре стоит, врагам грозит. Там Ермак-атаман с дружиной своей две зимы зимовал, горя много повидал, половину товарищей схоронил, в землицу зарыл. Нет, не годится рядом с могилами жить-селиться да в праздники веселиться, не заведено так у людей православных, не принято.

Взобрались на гору Чувашскую неприступную, где хан Кучум свои сотни держал, казаков в Сибирь не пускал, да те все одно его скинули-сковырнули, обратно не повернули. И тут кровушки русской много пролито, жизней положено без числа, не годится место для житья. Да и леса крепкого, строевого близко не сыскать, а зиму осталось недолго ждать, надобно башни острожные срубить, стены поставить, жилье для стрельцов-казаков обустроить.

А был из их числа, из артели парень молодой: хорош собой, совсем безусый, волосом русый, именем Андрей, а по прозванью Устюжанин. Он все рыбной ловлей занимался-тешился, на всю артель рыбу добывал, свежей ухой, что ни день, угощал. Пропадал по заводям да омутам то с сеткой-режевкой, а то с переметом. Весь день его среди казаков не было, а к вечеру бежит по берегу, сам не свой, рот до ушей сплошной дырой.

Бегом бежит, что есть мочи голосит. Шапку ветром сдуло, сапоги илом затянуло:

– Ой, мужики! Диво! Ой, родненькие! Чудо! Сколь лет на свете живу, а такого не видывал, не слыхивал. Расскажу, не поверите…

– Чего голосишь, будто с печи свалился, – мужики ему. – Водяной, что ль, за штаны схватил, или русалка поцеловала?

– Если бы водяной иль русалка, а то… чудо! Рыбина поболе меня на песке лежит, носом шевелит. Только вместо носа у нее копье острое, на спине шипы, что у твоей бороны, плавники размером с руку.

– Ой, неспроста это, – мужички-казачки меж собой зашептались, заперемигивались. – Где это видано-слыхано, чтоб рыбина сама на берег выскочила? Уж не сам ли рыбий царь к нам пожаловал? Только к добру то али к худу? Веди нас, Андрюха-простуха, на то самое место, где тебе рыбина чудная явилась, а потом решим-поглядим, как дело повернется-сложится.

Пошли они все скопом. Впереди Андрюха поспешает, следом воевода Чулков шагает, а дале по всему берегу стрельцы-казаки тянутся, пищали-ружья наготове держат, на всякий случай. Вскорости добрались они до того места, где Устюжанин свой перемет в реку закидывал. Глядь, а на песке мокром вмятина огромная, будто кто бревно тащил-волок, прямехонько в воду уходит.

– Вот здесь она лежала-полеживала, на меня глазищи свои таращила, – Андрюха им указывает.

– Лежать-то, может, и лежала, да обратно сбежала, – казаки в головах чешут, на Устюжанина поглядывают. – Уж больно велика, дажесь и не верится…

Только они это сказали-молвили, как вода возле берега забурлила, ходуном заходила, и шасть оттуда башка длинная, узкая, а вместо носа и впрямь копье торчит, покачивается.

– Так то ж осетр! Как есть рыбий царь! – казак один вскричал.

– Точно… Видать, знак нам подает царь рыбий…

Повернули головы назад, вверх глянули, а над ними холм, лесом строевым весь поросший-покрытый, и к нему ложок удобный ведет-стелется, под холмом речка малая струится, журчит водой ключевой, чистой, прозрачной.

Взобрались наверх, глянули – красотища! Иртыш мимо холма седые волны несет-бурлит, у другого берега лось из глухого урмана вышел, рога к воде наклонил, грозно трубит, в небе птичьи стаи кружат-летают, друг дружку догоняют.

– Да! – Данила Чулков руки раскинул, лицо ветру подставил, того и гляди, сам полетит прямо с холма. – Сколь ни ходи, а на сто верст лучше места не сыскать под крепость-городок! Такой простор для сердца, для души русской вряд ли найдешь. Не зря рыбий царь нам являлся, сокровенное место указал, и Богу, и людям угодное, для житья пригодное. Так тому и быть!

Перекрестились стрельцы-казаки, батюшка заздравный молебен отслужил, взялись за топоры-пилы, стали лес валить-шкурить, город-острог ставить. Первым делом церкву заложили во имя Пресвятой Животворящей Троицы. А городок тот Тоболеском нарекли, именем заветным, ласковым, крепким и нерушимым.

А осетр тот, царь рыбий, каждое лето на Троицын день из воды речной выныривал под самыми городскими стенами, условный знак подавал, острог от напастей всяческих оберегал. Старики говаривали, мол, пока тот осетр подле города обитает, в мире с людьми живет, то и Тоболь­ску быть-стоять. А коль уйдет в иные места, прогневится на нас, то и беды разные пойдут, всех изведут.

Если кто наш сказ проверить пожелает, пусть на Троицын день на берег выйдет да подождет от царь-рыбы знака условного, сам во всем убедится, сверится.